Не скрою, Артур Конан Дойль – один из любимейших моих писателей. Его всемирно знаменитая серия повестей и рассказов о Шерлоке Холмсе, также как его исторические произведения, любимы мною с детства и доныне. Этот замечательный писатель во многом повлиял на моё мировоззрение и даже сформировал мою наблюдательность и дедукцию.

Кто же прототип Шерлока Холмса? Этот вопрос мучил современников автора. Как сказал сам писатель, когда его спросили, с кого он списывал образ Шерлока Холмса – “Если и был Шерлок Холмс, так это я сам”. С этим высказыванием можно вполне согласиться. Но я также считаю, что в героях серии о Холмсе воплотились две стороны натуры самого автора, – Артура Конан Дойля, это – блестящая интуиция и глубокий ум Шерлока Холмса и добропорядочность типичного представителя среднего класса конца 19-го, начала 20-го веков, – доктора Уотсона.

Повесть “Этюд в багровых тонах” – первое произведение в цикле о Шерлоке Холмсе – одно из самых интересных, драматических, и эта повесть неплохо раскрывает знаменитый “метод Шерлока Холмса”. Тем не менее, в этом произведении, как и в нескольких других, я увидел небольшие авторские ошибки, вернее сказать – увидел небольшую нелогичность, которая едва ли могла быть допущена, если бы автор чуть-чуть более внимательно отнёсся к своему детищу-произведению.

Эта статья – не критика и не попытка как-либо принизить автора, ведь он мною искренне любим. Это попытка современным взглядом проникнуть в творческую лабораторию писательства. Просто я следую традиции Шерлока Холмса, сказавшего что “для большинства людей мелкие факты не существуют, а ведь именно на них, как правило, строится аналитическое рассуждение”. Большое – видится на расстоянии.

Итак, начнем с этого первого крупного произведения Артура Конан Дойля – “Этюд в багровых тонах”. В целом это очень хорошо и чрезвычайно сильно художественно выстроенное произведение и оно по праву принесло автору заслуженную популярность в Англии в 1887 году, а затем – и по всему миру. Не пересказывая всего сюжета, обратимся сразу к одному эпизоду.

Когда Шерлок Холмс понял, что с помощью найденного возле трупа обручального кольца можно будет “поймать убийцу Еноха Дреббера”, он дал такое объявление в газеты:

Холмс, с разрешения своего нового друга и компаньона, с которым поселился вдвоём на квартире на Бейкер-стрит, воспользовался именем доктора Уотсона, чтобы не привлечь к себе внимание и не вспугнуть преступника. Здесь у автора произведения хватило предусмотрительности вложить в действия своего героя – Шерлока Холмса – весьма большую осторожность и проницательность.

Как было описано далее, смышлёный добровольный помощник Джефферсона Хоупа, который вызвался сходить за кольцом по объявлению, смог распознать опасность и определить, что кольцо – это приманка. И он смог вполне профессионально “надуть” знаменитого Шерлока Холмса, забрав кольцо и удрав затем от его слежки. Он был загримирован под старуху, пришедшую за якобы потерянным её дочерью кольцом. Вот как потом рассказал об этом сам Шерлок Холмс, возвратившись из неудачно закончившейся погони за “старухой”:

А вот как в заключительной главе повести пойманный преступник, Джефферсон Хоуп, работавший в Лондоне кэбменом, рассказал Шерлоку Холмсу о том, как его провели:

А далее Шерлок Холмс хочет узнать, кто его так обвёл вокруг пальца:

Тут Артуру Конан Дойлю, безусловно, немного не хватило его замечательной проницательности, которую он силою своего таланта вкладывал в своего героя – Шерлока Холмса. Ведь внимательному и вдумчивому читателю ясно, что автор погрешил в описании своего не менее достойного героя повести – Джефферсона Хоупа, который выведен в произведении умным, смелым и справедливым “мстителем” за поруганную честь его невесты и её отца, убитого компаньоном Еноха Дреббера. Этот персонаж ну никак не мог попасться на такую дешевую удочку. В начале произведения, устами Хоупа, он совершенно законно предполагает: “... я прочел объявление и подумал, что это либо ловушка, либо мое кольцо и в самом деле найдено на улице”. А в конце – Хоуп, уже зная от приятеля адрес “Бейкер-стрит, 221-б”, по которому ходил за кольцом его приятель, – беспечно отправляется туда навстречу своей поимке.

Ясно то, что тут Конан Дойль был вынужден пойти на такой ход, чтобы придумать эффектную концовку поимки преступника, заманив его в дом Холмса под видом обычного заказа кэба. Автору чуть-чуть не хватило фантазии или трудолюбия, чтобы немного искуснее и логичнее обыграть детали. А сделать это было очень просто, пригласив кэбмена в засаду по другому адресу. Ведь не мог, в самом деле, такой проницательный детектив, как Шерлок Холмс, подумать, что Джефферсон Хоуп, успешно проведший Холмса с кольцом, попадётся в засаду по тому же самому адресу – на Бейкер-стрит, 221-б.

Вот и всё с этой историей, двинемся по томам приключений Шерлока Холмса далее...

Рассказ, в котором я заметил нелепость ещё в юности, при первом его прочтении, называется “Скандал в Богемии”. На мой взгляд, это далеко не самый сильный рассказ о Холмсе во всей серии рассказов. Напомню его сюжет вкратце, так как этот рассказ не слишком известен.

В нём идет речь о просьбе короля Богемии тайно выкрасть фотографию из архива актрисы Ирен Адлер, с которой молодой король “имел несчастье связать свою судьбу” задолго перед официальной помолвкой со своей будущей сиятельной невестой. Он опасался мести со стороны своей прошлой пассии и обратился за помощью к Холмсу, так как все прошлые его попытки получить назад эту компрометирующую его фотографию, где он изображен вместе с актрисой, окончились неудачей.

Суть нелепости в этом рассказе заключается в следующем: Холмс слишком уж пренебрег умом женщины, сведя его до нелепого примитива. Но, чтобы понять это, сначала надо обозначить ключевые моменты фабулы в этом рассказе.

Шерлок Холмс разработал план операции по изъятию этой фотографии так. Он договорился о совместных действиях с доктором Уотсоном. Нарядившись священником и наняв окружавших коттедж актрисы бездомных и бродяг сыграть роль хулиганов, Холмс организовал сценку драки вокруг вышедшей из кареты актрисы. Затем Холмс в образе священника сделал следующее:

Актриса, проявив естественное человеколюбие и благодарность к своему “спасителю”, приказала перенести его в дом. Вот таким образом он попал к ней, чего он и добивался. Затем, когда его положили на диван, он подал знак Уотсону, наблюдавшему по уговору снаружи дома, чтобы он бросил в открытое перед этим окно дымовую шашку. По предварительному уговору его сообщники после этого подняли крик “пожар”. Холмс решил сыграть на том, что женщина первым делом бросится спасать дорогую ей фотографию, и он увидит, где Ирен её прячет. Вот как описал это сам Холмс, объясняя свои замыслы:

И действительно, разыграв эту сценку, он смог наблюдать, как Ирен Адлер вытащила из тайника свою фотографию. Но Холмс, увидев это, уж слишком быстро и демонстративно закончил своё “представление”, извинившись и выйдя из её дома. Он рассчитывал, что на другой день, нанеся визит вместе с королем, он сможет изъять эту фотографию из уже известного ему тайника.

Конечно, Ирен Адлер, заподозрив инсценировку и зная прошлые попытки выкрасть фотографию, проследила за Холмсом, поняв, что это грозный противник. Она ретировалась со своим новым женихом, не забыв захватить фотографию и написав соответствующее послание самому Шерлоку Холмсу. После этого случая Холмс, восхищенный умом актрисы, звал её не иначе, как “Та Женщина”...

Так вот, как мог такой чрезвычайно проницательный человек, как Холмс, предположить, что после этой грубой концовки “пьесы с переодеванием и пожаром” Ирен Адлер оставит фотографию в том же самом тайнике? Нелепость! Ведь ясно, что любой человек насторожится и попытается перепрятать фото. И что стоило ему не так топорно закончить это представление?! Тут опять мы видим, что автор несколько небрежно отнесся к логической канве своего произведения...

Вполне понятным извинением автору служит то, что эти два произведения – одни из самых первых в серии о Шерлоке Холмсе, да и вообще первые, но чрезвычайно талантливые опыты автора. “Этюд в багровых тонах” отличается, наряду со вторым большим произведением – “Знак Четырех” – если можно так сказать, мастерски выписанным в художественном плане, сюжетом. Это захватывающие рассказы, даже помимо раскрытия самого метода, с помощью которого Холмс раскрывает преступление, описанное там. По сравнению с более поздними произведениями Дойля, эти первые произведения более традиционны для художественной литературы. Однако последующие произведения Конан Дойля выделились в самостоятельный, необычайно привлекательный жанр детективного искусства.

В преамбуле, предваряющем основное действие “Знака Четырех”, сам Холмс как бы недоволен слишком уж “художественным” оформлением фактов, изложенных доктором Уотсоном в повести “Этюд в багровых тонах”. Холмс называет это “сантиментами, неуместными в строгом отчете о раскрытии преступления”. В своих более поздних рассказах и повестях Конан Дойль как бы выполняет эту волю Холмса и гораздо более скупыми, но от этого отнюдь не менее выразительными средствами раскрывает и фабулу преступлений, и творческий метод их раскрытия Холмсом.

Несколько менее очевидную ошибку Конан Дойль совершил в своём рассказе “Рейгетские сквайры”. Но чтобы понять, о чём я хочу здесь сказать, сначала прочтём небольшой фрагмент этого рассказа.

И, несколькими страницами ниже, читаем:

Тут только изощренный аналитик может заметить (и это вполне извиняет автора рассказа!), что автором была, если можно так сказать, нарушена временная логика размышления главного героя повествования – сыщика Шерлока Холмса. Автор, уже зная наперёд всю фабулу, поскольку она была у него в собственной голове, несколько предвзято трактовал возможные умозаключения своего героя – Холмса.

Как следует из рассказа, сначала был найден клочок бумаги, представляющий собой фрагмент записки, которую зажал в руке убитый. И именно этот фрагмент записки был найден и передан инспектором Холмсу, на основании чего он сделал такой блестящий вывод, как это описано в прочтённом фрагменте рассказа. Но автор рассказа немного ошибся логически.

Холмс сделал вывод о том, что главарь писал текст записки первым, оставляя пропуски второму – своему сообщнику. Вот как сказал сам Холмс: “Если вы внимательно изучите этот клочок бумаги, вы придете к выводу, что обладатель более твердой руки писал все свои слова первым, оставляя пропуски, которые должен был заполнить второй. Эти пропуски не всегда были достаточно большими, и вы можете видеть, что второму было трудно уместить своё "quarter" между "at" и "to", из чего следует, что эти слова были уже написаны. Человек, который написал свои слова первым, был, безусловно, тем человеком, который планировал это преступление”. Но ведь имея на момент начала расследования только фрагмент, когда весь текст записки ещё не был известен, невозможно было установить первое слово всего текста записки! Конан Дойль невольно несколько смешал совершенно разные понятия: “первое слово фрагмента записки” и “первое слово записки”.

Поэтому один из главных аргументов рассуждения Холмса о том, что именно главарь – Алек Каннингем – написал записку через слово и предложил своему отцу заполнить пробелы, – повисает в воздухе. Также слишком мало слов для “двадцати трёх выводов” графологического анализа текста, которые, якобы, сделал Холмс на основании фрагмента, который выглядел, как мы помним, так: “... без четверти двенадцать ... узнаете то, что может ...” – текст уж слишком скромный по объёму для такого заключения. А вот если анализировать всю записку, – тогда все умозаключения Холмса становятся на свои места. Но всю записку он получил уже после окончания расследования, когда смог обнаружить её в кармане халата подозреваемого им Алека Каннингема.

Конечно, это маленький просчёт автора, и он совсем не снижает общего впечатления от рассказа. Я только хотел обратить внимание читателей, что и такому замечательному автору, как Артур Конан Дойль, который сам является главным прототипом своих рассказов о Шерлоке Холмсе, присущи небольшие ошибки. Ну что же, “и на солнце бывают пятна”.